А после мне приснился сон.
Снился мне некий таксист, красавец, балагур, весельчак и бабник, душа компании, любимец друзей. Начинается Великая отечественная, и попадает он на фронт. По окончанию войны живой и даже не искалеченный, таксист возвращается домой.
Тут-то и начинается история. Что-то из описываемого я во сне как бы знала, что-то - видела, как быстро проклучиваемые куски фильма. Вернулся наш герой уже словно не собой. Он стал неузнаваем. Он стал странен и молчалив. У него начались видения. Друзья оставили его - общаться с ним, полубезумным и опустившимся, было невыносимо. Какое-то время он жил, дичая и всё глубже погружаясь в выморочный мир своих галлюцинаций, а потом и вовсе угас, одинокий, забытый всеми.
Я не зря упомянула, что был он бабник. Десятки, если не сотни, женщин поддались его обаянию в те времена, когда он был беззаботен и красив. И вот теперь-то, через какое-то времяпосле его смерти, подобные же видения стали посещать тех женщин, что некогда прошли через его руки. Большая часть их в итоге закончила жизнь по лагерям и психушкам, иные спились, но те из них, у кого родились дети - не от него, он-то потомства не оставил! - передали им такое вот странное наследство. Такова предыстория.
Суть же истории во сне была в том, что сын одной из этих женщин ( как ни странно, парень лет тридцати, хотя , по логике событий, родиться он должен был где-то в сороковые-пятидесятые годы) ездил по стране, собирая информацию о покойном таксисте и его женщинах, и был просто одержим этой идеей. Он отчего-то называл горе-визионера "отцом", хотя общих генов у них не было и быть не могло, только общие глюки - он и рождён-то был после того, как тот умер. В отличие от "отца", "сын" придавал тем видениям необычайно большое значение, считал их чем-то очень важным и ценным, хотя рассказать о них словами был совершенно не в состоянии - настолько неизъяснимо-нездешнее являлось ему. Он приехал в Реутов по следам одной из довоенных отцовских пассий, а в итоге втянул и меня в поиски, и мы с ним на пару, наподобие Малдера и скалли, только что землю носом не рыли. Там по ходу сна ещё много всякого бреда было, даже компьютер, который потёк, как холодильник ("забыла выключить, он перегрелся, вот вся кислота-то и вытекла...").
Но запомнились из всего сумбура две фразы: "Почём знать, какую боль испытывает дверь, когда мы ворочаем ключом в замке!" - это "сын" о судьбе таксиста и его бывших. И ещё: "Когда сквозь тебя пытаются войти, как в дверь, лучше не ппытаться противостать - выломают, сорвут с петель... Или, что ещё страшнее, стучаться перестанут. Не лучше ли самому распахнуться и ждать, что войдёт?.." - это он уже о себе и о том, как ему удалось сохранить рассудок. Вообще-то он много что говорил, бесцветный такой человек с мягким голосом, там, во сне его слова казались мне исполненными глубокой мудрости, но запомнила я только это.
Тут-то и начинается история. Что-то из описываемого я во сне как бы знала, что-то - видела, как быстро проклучиваемые куски фильма. Вернулся наш герой уже словно не собой. Он стал неузнаваем. Он стал странен и молчалив. У него начались видения. Друзья оставили его - общаться с ним, полубезумным и опустившимся, было невыносимо. Какое-то время он жил, дичая и всё глубже погружаясь в выморочный мир своих галлюцинаций, а потом и вовсе угас, одинокий, забытый всеми.
Я не зря упомянула, что был он бабник. Десятки, если не сотни, женщин поддались его обаянию в те времена, когда он был беззаботен и красив. И вот теперь-то, через какое-то времяпосле его смерти, подобные же видения стали посещать тех женщин, что некогда прошли через его руки. Большая часть их в итоге закончила жизнь по лагерям и психушкам, иные спились, но те из них, у кого родились дети - не от него, он-то потомства не оставил! - передали им такое вот странное наследство. Такова предыстория.
Суть же истории во сне была в том, что сын одной из этих женщин ( как ни странно, парень лет тридцати, хотя , по логике событий, родиться он должен был где-то в сороковые-пятидесятые годы) ездил по стране, собирая информацию о покойном таксисте и его женщинах, и был просто одержим этой идеей. Он отчего-то называл горе-визионера "отцом", хотя общих генов у них не было и быть не могло, только общие глюки - он и рождён-то был после того, как тот умер. В отличие от "отца", "сын" придавал тем видениям необычайно большое значение, считал их чем-то очень важным и ценным, хотя рассказать о них словами был совершенно не в состоянии - настолько неизъяснимо-нездешнее являлось ему. Он приехал в Реутов по следам одной из довоенных отцовских пассий, а в итоге втянул и меня в поиски, и мы с ним на пару, наподобие Малдера и скалли, только что землю носом не рыли. Там по ходу сна ещё много всякого бреда было, даже компьютер, который потёк, как холодильник ("забыла выключить, он перегрелся, вот вся кислота-то и вытекла...").
Но запомнились из всего сумбура две фразы: "Почём знать, какую боль испытывает дверь, когда мы ворочаем ключом в замке!" - это "сын" о судьбе таксиста и его бывших. И ещё: "Когда сквозь тебя пытаются войти, как в дверь, лучше не ппытаться противостать - выломают, сорвут с петель... Или, что ещё страшнее, стучаться перестанут. Не лучше ли самому распахнуться и ждать, что войдёт?.." - это он уже о себе и о том, как ему удалось сохранить рассудок. Вообще-то он много что говорил, бесцветный такой человек с мягким голосом, там, во сне его слова казались мне исполненными глубокой мудрости, но запомнила я только это.